И смех, и грех
Юлий Семёнов – И смех, и грех
Есть сюжеты, о которых, несмотря на их внешнюю незначительность, вспоминаешь с удовольствием. Первые годы перестройки. Железный занавес становится всё более дырявым. Появляются возможности выезжать на отдых в Европу семьями. Впечатлений много, и среди них – «вольности» западных нравов, о которых прежде можно было читать или слышать.
Я с женой и сыном в Болгарии. «Тоже мне заграница!» — могли сказать тогда. И все-таки гостиница в Варне на берегу моря и её пёстрая публика вызывали ощущение заграничности. К тому же вокруг было много немцев, которые, оценив дешевизну черноморского отдыха в Болгарии, толпами заполняли побережье.
У немецких дам, как раз в то время, появилась мода загорать на пляже без лифчиков, как потом стали говорить «топлесс». И вот как-то, во время поездки по побережью, мы оказались на большом пляже , заполненном немцами. Море штормило, плавать было нельзя. Но зато можно было зайти в воду по пояс и встречать в брызгах и пене набегающие волны. Сыну моему было 12 лет. Он испытывал полный восторг от игры с волнами, и я с удовольствием бултыхался рядом с ним…
Но вот набегает особенно большая волна и уносит моего сына куда-то назад на берег. Я оглядываюсь и что я вижу! Волна припечатала моего парнишку к животу могучей немки, причём под самым бюстом. Он прижат к ней спиной, а на его плечах — две огромных полусферы. И такое впечатление, что сын мой согнулся под их тяжестью. Немка хохочет, те кто это видит – тоже. Сын, выбравшись из-под гнёта, куда-то убегает. А спустя некоторое время, подходит ко мне, толкает локтем в бок и как мужик мужику – «Видел?». Я не стал иронизировать, но посочувствовал: как иногда забавно и драматично происходит у подростков познание мира и противоположного пола…
На пляже нашей международной гостиницы журналистов обстановка была более серьёзной. Это проявлялось и в том, что в разговорах обитателей превалировала политика. И вот здесь, как ни странно, в моде оказались мы. Впрочем , странным это было на первый взгляд. Перестройка, гласность, Горбачёв — с утра до вечера коллеги «пытали» меня под разными углами зрения. Особенно болгары. У них пока система не дрогнула, и лидер страны Тодор Живков держал всех в ежовых рукавицах. Я волей – неволей оказался в центре кружка, где вместе с напитками подавались информация, комментарии и дискуссии. В конце концов, меня это стало утомлять и я задал болгарам вопрос невинным тоном: «А кто будет у вас после Живкова?». Воцарилось молчание. Все всё поняли и «пытать» меня перестали.
Но вернёмся к пляжным вольностям. Самая шокирующая из них для нас, «гомо советикус», была совсем рядом, за проволочной сеткой. Там, по соседству вполне легально расположился пляж нудистов. Одно дело читать и слышать, другое — видеть во плоти в прямом смысле слова. Хотя я считал и считаю, что обилие обнажённой плоти отнюдь не эстетичесоке зрелище. Да, изящные русалки и мускулистые атланты прекрасны. Но гораздо больше худосочных, жирных и дряблых тел. Ну, да бог с ними! А вот, что мне нравилось, это женские тела в морской воде. Ведь море — то было общим. В пронизанной солнцем воде, покрытые пузырьками, без лишнего обвисания… Присмотритесь при случае – это действительно красиво!
Но вот нашёлся в советской группе человек, кажется звукорежиссёр, который решил «обнудиться» лично. Он был откуда-то из Казахстана, но не казах, а то ли русский, то ли еврей. Это не важно. Важно, что он хотел получить возможность по приезде домой сказать: «Я там был, я испытал это лично, я загорал голым на всю Европу!»
Пройти к нудистам можно было легко по мелкой воде, и нашему герою никто не мешал глазеть, волноваться, демонстрировать себя. Пару раз мы с сыном забирали его перед обедом. Я специально за компанию брал сына : пусть видит, привыкает, учится владеть собой. И он вёл себя вполне достойно: не пялился и не задавал глупых вопросов.
А со звукорежиссёром произошло нечто, Судьба-злодейка наказала-таки его за дерзость. Слабым местом оказались нежные ягодицы. Взращённые в центральной Азии, они — увы! – не были приучены к южному солнцу. И обгорели «в дым». Их обладатель какое-то время даже сидеть не мог. А цвет приобрели вызывающе пунцовый. И здесь я должен повиниться. Я, конечно, сочувствовал звукорежиссёру. Но не смог удержаться и по внешним признакам дал ему кличку «павиан». С ней он и прибывал до конца смены. Что и говорить – и смех, и грех…